Это мой литературный дневник 1-18 августа 2006 года, фиксирующий мои впечатления о тех книгах, о которых слишком много говорят.

Пелевин В., «Шлем ужаса» Макаревич А., «Занимательная наркология» Коэльо П., «Одиннадцать минут» Бах Р., «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» Есин С., «Имитатор» Силаев А., «Армия Гутэнтака» Бегбедер Ф., «99 франков» Санаев П., «Похороните меня за плинтусом»

Маркес Г.-Г., «Полковнику никто не пишет» Акунин Б., «Ф.М.» Стогoff И., «Революция сейчас!» Крусанов П., «Укус ангела» Стогoff И., «Мачо не плачут» Лимонов Э., «Подросток Савенко» Робски О., «Про любoff/on» Айтматов Ч., «Когда падают горы (Вечная невеста)»

  Пелевин В., «Шлем ужаса»

  "[Romeo-y-Cohiba] Чушь какая." На сей раз эта формулировка применима и к произведению товарища Пелевина.

  Что со стилем господина Пелевина? Почему он такой неровный и ученический?

  Рассказ Ариадны никак не тянет не то что на чатовский, а даже на элементарное устное повествование; такое чувство, что она пишет книгу, а не рассказывает свой сон, стремясь заинтересовать читателя, а не объяснить окружающим, чтО происходит. И при том факте, что она пишет как обычный графоман, мечтающий стать великим писателем, после своего расчудесного монолога она выдает: "В общем, довольно пыльный мужик."

  От восточной философии "Священной книги оборотня" и "ДПП(NN)" Пелевин перешел к греческой мифологии. Его попытки переосмысливать - а на самом деле всего лишь перекладывать на современный лад, добавляя пару "специй по вкусу" для запудривания мозгов впечатлительным школьникам, - эти его попытки, повторяющиеся раз за разом, достойны аплодисментов: редко у кого встретишь такую настойчивость и способность не сходить с выбранного пути. Только стиль из раза в раз у Пелевина все хуже. Ленится.

  Школа Литературного института чувствуется особенно остро в "Шлеме ужаса". Напортачив вначале с диалогами, он ближе к концу первой главы с глубочайшим философским названием ":-)" успевает вывернуться, объяснив свою ошибку тем, что в мире, принявшем в себя пелевинских героев, все как-то "криво". Прямо вижу, как Пелевин дописывает эти реплики с мыслью, что теперь критики не докопаются к его диалогам. Облом, мистер Пелевин! Переписать диалоги героев вам, видимо, стало лень, поэтому они все равно получились ходульными, каких бы вы там новых объяснений ни придумывали.

  Макаревич А., «Занимательная наркология»

  Не напрасно «Машина времени» никогда не была мне интересна. Г-н Макаревич, ведущий программы «Смак», в этой книге открылся мне с той стороны, каковую я открывать, если честно, не хотела бы. И не лень ему было столько писать о водке и прочих чудесных напитках? Наверно, между первой и второй рюмкой эта идея пришла ему в голову. А когда книжку дописал и перечитал, видимо, было похмелье. Он совсем не обрадовался своему произведению, потому что вышло непонятно что, и решил сделать частично научной свою книгу, для чего привлек к работе своего собутыльника и по совместительству врача. А врач, поняв, что сие творение ничто уже не спасет, просто обратился к Интернету, покопался там, нашел всяческой интересной информации и понапихал ее в конце каждой главы своего товарища.

  В сущности, если отбросить комментарии Гарбера, что собой представляет книга «Занимательная наркология»? Советы человека выпивающего людям выпивающим, либо только собирающимся приобщиться. Плюс, - чтобы фанаты «Машины», клюнувшие на имя автора, не начали зевать, - добавлены некоторые эпизоды из истории самой «Машины времени».

  Алкоголь – это хорошо, мужики! – этой фразы хватило бы для аннотации к этой книге. В доперестроечные годы пили всякую дрянь – и Макаревич, «смак»’уя, рассказывает, каких видов эта дрянь была и какой производила эффект. Сейчас много любых напитков на самый взыскательный вкус. Но рекомендуется все равно водка. Пить этот благородный напиток надо исключительно в мужской компании – женщины все портят (из-за них-де все превращается в бардак). Да, и еще, пить надо до утра. Пить так пить! - сказал котенок…

  Коэльо П., «Одиннадцать минут»

  Порнография. Псевдомудрость. Эта книга раздражает не так, как «Алхимик», ввиду того, что в ней сто раз не повторяется одна и та же фраза. Но свои эротические фантазии Коэльо здесь воплотил. Понятия не имею, как эта книга может нравиться и как после нее можно возводить Коэльо в любимые писатели.

  Нет, можно придумать поводы. Например: эти грязь и бесконечные описания соитий призваны оттенить высокодуховную часть данной книги, романтическую ее часть, повествующую, что нет ничего важнее любви.

  Отлично! Но что же делать со всей этой грязью, вылившейся на читателя?

  Впрочем, если так вполне откровенно наедине с собой подумать: лучше бы подростки читали «Одиннадцать минут», чем «Cool» или любой подобный журнал и прочее, вплоть до Playboy’а.

  Но на самом деле жутко занудная книга.

  Бах Р., «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»

  Неоспоримое преимущество этой притчи перед тем множеством книг, что мне доводилось читать последние годы, - полная романтичность истории и откровенное отсутствие любовной темы. Здесь есть любовь в христианском смысле, любовь к ближнему своему, есть тема прощения, стремления к цели, идеалу, достижения совершенства и бессмертия, но тут нет вечного наматывания соплей на кулак или порнографии. Здесь вовсе нет женщин – возможно, мне надо бы обидеться, но кажется, это не от шовинизма Баха, а просто потому, что в его книге пол не важен.

  Конечно, наивно. Так и задумывалось, вероятно. А в чайках явственно проступают люди, а в теле чаек видятся самолеты. И… красиво получается, жизнеутверждающе, хорошо. Примитивно, но ведь доступно же! Книга, доказывающая: если у тебя есть цель, достигай ее, ничего не бойся, все равно ты прав и все равно тебе все удастся!

  Есин С., «Имитатор»

  Воистину, надо было читать не «Марбург», а именно «Имитатора»! Есин не зря был ректором ЛИТа, не случайно и его присутствие на международных книжных выставках-ярмарках. «Имитатор» - талантливое произведение; и оно особенно резко контрастирует с теми книгами, что я читала на нынешней неделе. Оно заражает и заряжает своей силой.

  Семираев – герой отрицательный, имитатор, и видно, как Есин пытается подчеркнуть все время, какой этот Семираев подлый; но – в традиционном русле, как и повелось в русской классической литературе. Герой неспокойный, неуверенный, даже запутавшийся – несмотря на все его утверждения об обратном. Но этот Семираев так точно формулирует суть своего феномена, так открыто говорит о своих недостатках, что становится обаятельным, привлекательным, заставляет читателя примерять на себя эту маску и, вообще-то, находить временами точки соприкосновения. Знаю я еще таких персонажей, а одного – Печорина – даже люблю. Нет, в «Имитаторе» я читаю между строк есинское: «Я талантлив!» И это прочитали другие, много раньше меня, и оценили. Или эта книга тоже имитация? Но ведь не каждый человек сможет имитировать. Быть копиистом тоже без таланта не получится.

  Роман наталкивает на размышления. Об искусстве, о соотношении мастерства, опыта и таланта, о маккиавелливском «цель оправдывает средства». Но главное – он дает уйму энергии идти и делать свое дело. Главное, чтоб это была энергия, а не имитация ея.

  Силаев А., «Армия Гутэнтака»

  Написано бездарно, путано. Антиутопия, суть которой раскрывается на самой последней странице: и время появляется, и как до такой жизни дошли рассказывается (17 октября 1998 года; а перемены начались в 60-х; это Россия). Много чернухи и пошлости. Мне кажется, у автора, вопреки его заключительным словам, вложенным в пасть Гутэнтаку, нет четкого представления о мире, который он рисует. Я не вижу его мир; вернее, поступки его героев кажутся мне странными, хотя он пытается всячески продемонстрировать, что происходящее в порядке вещей. Плохо, очень плохо. Хотя идейка – ничего.

  Бегбедер Ф., «99 франков».

  Минаев со своим «Духлессом» очень похож по циничности. И много пересечений вообще. Хотя минаевская книжка моложе на 5-8 лет. Сходно и с «Поколением Пи» Пелевина (обилие слоганов). Хороша идея выстроить свою книгу, меняя из части в часть точку зрения: я, ты, он, мы, вы, они – парадигма склонения местоимений и бла-бла-бла. Безглагольно, чисто зрительно. Этот прием должен дать всеобъемлющий взгляд на изображаемый мир – так я думаю, читая оглавление; но этого не происходит. Превалирует все равно «я». Не удается Бегбедеру выпрыгнуть из этого Я рассказчика.

  Пересечения с «ДухLess»: богач, недовольный своей работой и окружающими; всегда находится под действием наркотиков (кокаина – кокса) и временами смешивает его с алкоголем. Личная жизнь у него неустроенная. Женщин он покупает и использует (у Минаева – the telka). У него есть отдохновение для души – Тамара, проститутка, с которой, однако, он не спит (у героя Минаева есть Юля, о которой, однако, мы ничего не знаем, кроме того, что они тоже не спят). Октав занимается рекламой и все время раскрывает нам механизмы ее создания, взывает к нашему разуму, говорит: ну когда же мир одумается, он же к катастрофе идет! Герой Минаева прожигает жизнь в клубах, среди элиты (он и сам – элита), в удовольствиях на любой вкус – и тоже кричит: одумайтесь, мы погрязли в этих никчемных развлечениях и получили бездуховность. Все – быдло, кроме героя. У обоих авторов. Оба автора пытаются выставить своих героев негодяями, но все равно они не могут избавиться от мысли, что их негодяи все равно лучше всех остальных, потому что они видят всю гниль этого мира. Октав путешествует со своей фирмой в Майами, по работе; герой Минаева – в Петербург, по работе. Подробные описания местного колорита, ненависть к нему, поиски, чем бы себя занять – все очень похоже. У Октава есть друг Чарли – они вместе работают и вместе добываются успеха (становятся Креативными Директорами и выигрывают в Каннах «Золотого льва» за свой порнографический ролик, рекламирующий йогурт). У героя Минаева есть друг Вадим; они работают не вместе, но в общем и целом оба тоже параллельно многого добились; они становятся соучредителями клуба, вкладывают деньги (правда, не на равных) – вот уже их мечта близка к осуществлению… Октав и Чарли оказываются за решеткой по обвинению в убийстве (справедливому обвинению). Вадима с другом обманывают партнеры, соучредители клуба, просто-напросто украв все вложенные ими деньги и скрывшись. Крах в обоих случаях, именно в тот момент, когда удача должна заулыбаться во все… оставшиеся зубы. Они в отчаянии. Вадим и Чарли имеют много общего. В то время как оба рассказчика холостяки и прожиги, Вадим и Чарли «женаты, с детьми»; Чарли смотрит на работе порнографию всех жанров, Вадим ворует корпоративные деньги и занимается махинациями. Вадим теряет друга и его свобода под угрозой – он же сильно проворовался. Может быть, он покончит с собой. Чарли, во всяком случае, сделал это – в тюрьме. Герой Минаева уезжает на случайной электричке, едет 9(!) часов (г-н Минаев путает электричку с поездом дальнего следования) и бродит вдали от мира. Октав находится в камере – тоже вдали от мира, читает книги, смотрит телевизор и изучает картину Гогена «Пирога». Героя Минаева ждет Юля; у Октава никого не осталось – его Тамара сбежала с богачом. Наверно, потому, что они все-таки вступили в интимную близость.

  Много чернухи и порнухи. Плоских, скабрезных шуточек. Перебор с «титрами». Перебор со статистическими данными.

  Но интересно.

  Санаев П., «Похороните меня за плинтусом»

  Герои: Саша Савельев (2-классник, в школу пошел с 8 лет), его бабушка Нина Антоновна, его дедушка Семен Михайлович, его мама – Ольга, ее хахаль – Анатолий Брянцев. Саша со стариками живет в Москве, Анатолий (карлик-кровопийца) – из Сочи.

  Бабушка очень груба и агрессивна, жалуется на свою загубленную жизнь, ребенка отняла у матери (собственной дочери) и позволяет им видеться раз в месяц. Саша – болезненный, сидит постоянно на лекарствах, игрушки получает только от мамы. Живут небогато. Время действия, скорее всего, начальная перестройка или семидесятые годы (магнитофон «Филипс», выезд деда с концертами-гастролями заграницу, отсутствие упоминаний о компьютерах, строительство МАДИ (конец восьмидесятых)).

  Дано: семья. Противоречия, возникающие в подобных «неполных» семьях гиперболизированы, вернее, обострены, выведены на первый план, выделены жирным. Объективное представление о ситуации получается за счет того, что каждый персонаж (первостепенный) по очереди излагает свою версию причин, приведшим к настоящему конфликту. Мнение мальчика Саши является основным, но надо помнить, что это все-таки мнение ребенка (иначе у нас был бы взрослый рассказчик, а так сделан акцент на том, что он второклассник). Бабушка излагает свою версию по телефону знакомым или лично – врачам, когда они приходят проведать (лечить) ее внука. Дед рассказывает все своему собутыльнику Лёше (на рыбалке или скрываясь у него от жены; вернее, отсиживаясь). Мать в одном из монологов проливает свет на отношение к ней бабушки.

  Кто больше виноват? Как и в жизни, здесь этого не поймешь. Все виноваты. И каждый считает виновными в его несчастьях близких. Ненависть, сплошная бытовуха, издевательство друг над другом и над ребенком – вот эта история.

  Кстати, книга посвящена Ролану Быкову.

  Несмотря на всю черноту, автору иногда удается довести ситуацию до гротесковости; нам смешно становится, хотя если переложить описываемое на жизнь, в пору лить горючие слезы. Читать интересно. Хотя мат проскакивает – не удалось от него убежать; и пошлость есть – во фразах бабушки. Чем-то эта бабушка мне напоминает современную литературу: плюет читателю в лицо, называет его сволочью, ругается матом, но другим рассказывает, как искренне она этого читателя любит.

  «Похороните меня за плинтусом», - просит Саша маму, на всякий случай, если он умрет. А умирает в конце бабушка, у которой его отняли.

  Кстати, имя Саша может принадлежать как мальчику, так и девочке – думаю, это тоже неслучайно, ибо в такой ситуации может быть кто угодно и даже совсем неважно, кто же…

  Маркес Г.-Г., «Полковнику никто не пишет»

  Тягостные и вместе с тем раздумчивые следы оставила после себя книга. Конечно, по названию, долго влетавшему в одно ухо и застревавшему по пути ко второму, мне думалось, что книга… ну, например, о войне. Думалось, что там много действия, забористый сюжет. В любом случае, я даже вообразить не могла, что неспешный рассказ пойдет о старом полковнике, ожидающем пенсии, о его жене, умирающей от астмы, об их петухе, съедающем их последний хлеб… Не знала, что это история о надежде. И о совершенно разных – «+» и «-» - людях, встречающихся не только в одно время на одной земле, но и живущих по соседству: о друзьях сына полковника, готовых помощь гордому ветерану, и о подлеце-торговце-предпринимателе, наваривающемся на бедствующем товарище (не зря он все время предлагал одолжить полковнику зонт…). После книги жутко захотелось каши. Тем более что на улице шёд дождь.

  Светлая книга. Это вам не Коэльо с его ложной философией. Это Габриэль Гарсиа Маркес. Талантливый писатель! Хоть стиль, в каком переведено, мне и не нравится.

  Концовка жизнеутверждающая.

  Акунин Б., «Ф.М.»

  Что такое книга Акунина, кроме того, что бестселлер? (кстати, почему нет понятия бестдаунлоадед?) Тут вам и детективная история с несколькими неизвестными, и шарады, головоломки, шифры (можно самостоятельно поломать голову над некоторыми); тут вам и две эпохи – день нынешний и события сто сорокалетней давности; тут и олигархи, и маньяки, и множество подозреваемых; тут и гомосексуальная тема, и трансвеститы; тут и несчастная любовь, и самоотверженность; тут же и наметки эротизма – но лишь наметки, в классическом стиле, с опусканием всех подробностей – просто целомудренность в букве; тут и «неизвестная редакция “П.иН.”»… А убийств, крови-то сколько! А тема наркомании? А всплывающая временами Рублёвка, такая сейчас модная в книгах? Юмор, погони, деньги…

  Чистая беллетристика эта книга. Акунин – 0, а не стилизатор. Нельзя язык его назвать совсем неаховым, но то ли он занесся, то ли и впрямь никогда писать не умел, да только жутко искусственными кажутся его выражения… И когда он оперирует лексикой жаргонной, и когда пытается изъясняться чистым литературным языком, и когда уподобляется писателю позапрошлого века, - все это он делает одинаково плохо. То есть видно, что он честно что-то старается вымучить, но ни одна стилизация не удается, я чувствую, просто чувствую, что используемый язык автору чужд.

  Далее, стилизация под Достоевского. Нет, говорить: «На кого замахнулся!..» - грозно помахивая кулаком, я не буду. Дерзко, но похвально. И перелопатил горы литературы… о Достоевском. «Ремесленник», кажется? (тут впору, кстати, почитать «Имитатора» Сергея Есина, очень в тему) Но у «ремесленника» ничего не получилось. Он, безусловно, успешно использовал схему «рассказ в рассказе» и создал детектив в детективе, причем рамку плотно прилепил к внутреннему повествованию за счет похожих героев и постоянных аллюзий (романа Акунина к роману Достоевского). И идея замечательная – неизвестная редакция «ПиН», и придирки критиков отлично снимаются письмом Достоевского (где есть фраза: «Дрянь было сочинение», - цитируется дословно) – дескать, сам знаю, что эта моя стилизация дрянь… Но вот я скажу, что и правда же дрянь! Это НЕ Достоевский. По языку! О мысли, об идее уж не говорю.

  Что Акунин и правда всего лишь ремесленник, именно из сего сочинения – «Ф.М.» - видно и становится. Он позволяет сравнить себя с Достоевским – и мы чувствуем эту чудовищную разницу. (да, мы! думаю, согласных со мной много)

  «Ф.М.» (Федор Михайлович, Федор Морозов, FM, Фа-Минор, Фарширователь Мозгов, Форс-Мажор, Фигли-Мигли, Фата-Моргана, Фантастический Мир, Физиология мозга, Философ-Меркантилист, Фри-Масон, Фланговый Маневр, Фокусник-Манипулятор, Фальшивая монета, Фантомас и Мурзилка, Финальный Матч, Фукаи Мори – в общем, все эти фишки с оглавлением давно науке известны) нельзя назвать полной бездарщиной. Хотя меня, как нелюбителя детективов, увлекал не, безусловно, закрученный сюжет. Кто убийца мне стало ясно еще… щас скажу… в главе «Фарширователь мозгов», вот; были только вопросы, кто же сообщник. Угадать, кто убийца, чрезвычайно легко. Г-н Акунин, как вполне обыкновенный человек, пользуется штампами. И его убийца – очередной штамп. Современный, правда. Мне вспомнилась читанная некогда в «Неве» статья Е.Иваницкой “Masslit” (Нева, №3, 2006), в которой с досадой отмечается, что в подавляющем (скажем – абсолютном) большинстве отечественных детективов злостными убийцами, маньяками оказываются инвалиды. Ну и кто здесь инвалид? Ну и кто здесь убийца?

  Кстати, ещё один штамп – психически больной Федор Морозов, откусивший кому-то нос. Извращенец, требующий, в обмен на сведения, которыми обладает, от людей откровенных историй. Приятно, что г-на Акунина, как и меня, в свое время очень впечатлило кино о Ганнибале Лекторе! До такой степени, что он не сумел избежать этого влияния в своем труде.

  Штампы-штампами, но мне интересней всего были эпизоды, связанные с Валей. Расчудеснейшая секретарша Валя! Мечтаю о такой секретарше, да! По поводу «П.иН.»: с появлением Свидригайлова с набалдашником все тоже стало ясно (к теме о халтуре: единственный проработанный персонаж во всей этой истории («ПиН») – Порфирий Петрович; остальных Акунин не видит, не знает, не понимает; а уж этот слащавый хэппи-эндик в семье Мармеладовых, а уж эти любительские описания влюбленности Разумихина… такое чувство, что Акунин написал не серьезное произведение, даже не беллетристику, а фанфик – в самом худшем смысле слова).

  «Дополнения и примечания» - голый выпендреж г-на Акунина. Нерационально, да и камень в огород критиков. Это он так пытался доказать, что как автор всегда и все знает о своих персонажах? Примечания для этого поздноваты, надо было в тексте.

  В общем-то, мне не жалко того вечера своей жизни, что потратился на это чтиво; смешно, развлекательно, нет порнухи (такая редкость, господа…). Перечисленные выше недостатки не претендуют на полный перечень дырок в этой книжке. Это наиболее явные. Тем не менее, если кто-то сомневается: читать или нет, - скажу мнение свое: читать. Все равно такие книги читаются быстро.

  Стогoff И., «Революция сейчас!»

  Вот что значит брать почитать книгу наугад. Не поинтересовавшись даже, кто автор, о чем пишет. Имя знакомо, на днях мне что-то еще о нем рассказывали – ну и тут как раз текст в Интернете нашелся. А главное – название-то какое! «Революция сейчас!» И подзаголовки громкие по всей книжке. Не листаем, сразу же бросаемся читать.

  После художественной (и недохудожественной) литературной каши наткнуться на публицистику – не обомлеть, а впасть в ступор. Хорошо, что по временам, в перерывах между толстыми и нет книжками, мне доводилось почитывать письма и лозунги Маяковского. Это подготовило меня к перепаду жанров.

  Моя ошибка в чтении этой книги состоит в скорости. Такое надо прочитывать не за день (с перерывами), а за месяц (с большими перерывами), чтобы информация, а не впечатления, укладывалась в голове. Много фактов, подробностей; несколько идеологических воззрений; полезные советы революционеру.

  Нет, я не хочу революции. И об этом мне доводилось думать еще три месяца назад. Не хочу. Не то чтобы я не хочу на баррикады, не то чтобы мне просто лень. Возможно, я тоже из тех буржуев, кого до сих пор призывают бить. Но я живу неплохо. Обывательски неплохо… У меня есть книги, еда, время, возможность получать образование: как официальное, так и узнавать то, о чем по профилю в институте мне не расскажут. Хочу узнать что-то о кокаине – я иду в Интернет и читаю о кокаине на разных сайтах, в том числе на англоязычных. Хочу узнать что-то о политике – и таких сайтов много, а на развалах встречаются печатные издания.

  Меня многое не устраивает – по совести, морально. Бюрократия, с которой всеми силами ухитряюсь не сталкиваться вот уже два года – какое счастье! Еще бы лет… сколько там мне жить осталось? – вот столько б лет с ней и не сталкиваться. Зарплаты учителей, издевательство над пенсионерами – известная история. Это к государству. Еще к государству запишем милицию, которую не путаешь с гопниками только потому, что она носит форму (разумеется, не вся милиция; но ведь и не все пенсионеры страдают так же). А есть еще с одной стороны скины, а с другой – понаехавшие. Есть гомофобы, а есть эпатажная тема. Есть элита, навязывающая мне мат. И низы, занимающиеся тем же. Есть МакДональдс, в котором не юноши, а роботы. Измазанной в гамбургере губой… Это уже посетители. Много чего есть! Многое раздражает! Но раздражает кто? Или вернее – что? Раздражают наиболее ярые представители каждой перечисленной (или оставшейся неупомянутой) категории. Они мешают жить, их свобода ущемляет мою свободу – и я начинаю раздражаться. Они видны, поэтому кажется, что их много. Радикальных, вызывающих эмоциональное отторжение, - немного. Просто они проявляют себя.

  Революция – это борьба со строем. Но эта страна измучена и без революции, революция ее убьет. Я не испытываю ни к кому такой жгучей ненависти, чтобы решиться на погромы и драки. Я – за строительство, а не расчищение мест. Я – против крайностей. Я – за эволюцию!

  Книжка Стогова натолкнула на фиксацию собственных размышлений, за что Стогову спасибо.

  Крусанов П., «Укус ангела»

  Прочитала в журнальной версии («Октябрь», 1999, №12). Вероятно, знаю далеко не весь сюжет, должна признаться, что если есть не то что дополнения, но продолжение, было бы интересно ознакомиться. Но по уже увиденному тоже можно кое-что говорить.

  Во-первых, слог необычайно выигрышен в сравнении со всеми теми виршами, что мне довелось прочесть за последнее время. Автор либо много читал, либо хорошо учился, либо на совесть проштудировал МАС. Его язык богат. Во-вторых, его стилизаторские возможности достойны похвалы. Стиль, выбранный им для книги, дался ему. Он овладел материалом и сумел достойно им распорядиться. Ответственно выполненная книга.

  Постоянно возникают постмодернистские ассоциации с классикой. Я не понимаю, откуда он цитирует, но чувствую цитаты и их преломление в свете, выбранном Крусановым. Самое очевидное, без труда пойманное, - возникающая с Толстовским «Петром I» ассоциация. Иван, конечно, не совсем Петр, Петруша – не совсем Меншиков, но такое ощущение, что Петра и Меншикова Крусанов сначала перемешал, а потом разделил и вылепил из получившегося Некитаева и Легкоступова.

  Так же не могу объяснить, но чувствую, что и имена все неслучайны. От очевидных «говорящих» фамилий до выбора имени для главного героя.

  Кроме того, хаос, о котором говорится в романе, чувствуется, и чувствовался бы даже в отсутствие именно этого слова. Крусанов верно подбирает краски, как настоящий художник.

  Итак, к огромному плюсу этой книги отношу то, что, не умея осознать, выразить все сильные места ее, я чувствую, что они есть, я чувствую мощь произведения. Я не вижу, не вычитываю – интуитивно впитываю. Это здорово, когда держишь в руках не макулатуру, а нечто живое.

  С другой стороны, кажется, что все равно как-то мелковато. Выходя за пределы рационального, смешивая его с мифологическим, сталкивая средневековую темноту с мнимой, нам современной цивилизованностью, Крусанов все равно не может добиться глобальности для идеи своего произведения. Взобравшийся на платформу, с которой сигали классики, даже чуть выше, ибо классики тоже составили его платформу, он не может прыгнуть так высоко, далеко, надолго и т.п. – одним словом, так, как это делали классики, скажем, золотого и серебряного веков.

  Впрочем, по одной книге судить автора нескольких неразумно. Поэтому все сказанное относится не к Крусанову, а к «Укусу ангела» («Точно ангел его поцеловал — вот. Да не печально, а со страстью — с прикусом.»).

  Стогoff И., «Мачо не плачут»

  Мучилась, читая. Наверно, Стогов считает себя (и еще пара сотен человек вместе с ним) оригиналом и талантливым писателем. Язык у него подвешен – факт. Но все его па вовсе не па балетмейстера, а нелепые прыжки любителя.

  Боясь показаться несправедливой (казаться злодеем всегда страшнее, чем быть им), делаю скидку: повествование ведется от первого лица неслучайно, поэтому «я» и все реплики этого «я» надо воспринимать только как героя книги, но не как автора. Поэтому, говоря автор, имею в виду не Стогова, а его героя, журналиста, пьющего, блудящего и ругающегося матом.

  Так вот, автор, может быть, не лишен красноречия, но все лингвистические усилия своего воображения он тратит на весьма пошлые сравнения, постоянно отыскивая в явлениях природы фаллическо-вагинальные признаки. Видимо, он считает себя страшно остроумным. Кроме того, самое важное для него – выпивка, совокупление с женщинами и деньги, которыми он расплачивается за эти удовольствия. Наркотики тоже имеют место, но видали мы книги, где герои более повернуты на кайфе.

  Писатели нового времени с рвением неофитов пытаются затронуть все проблемы современного общества, и в итоге из-под их пальцев выходят книги второсортные и скучные. Почему? Потому что авторам не хватает духу, умения, таланта на то, чтобы распластать хотя бы одну проблему, выявить ее подноготную, обнажить все ее нервы и наметить пути лечения (от того, чтобы прямо советовать, еще в школьные годы предостерег их любезный Лермонтов в предисловии к одному роману).

  Стогов чувствует, знает, где болит. Он обнажает своего героя перед читателем, показывает того самого мачо, который ближе к концу рыдает перед статуей Будды, но в самом конце снова напивается. Он вроде бы показывает того червяка (червяков), что изъели общество и личность в этом обществе. Этот червяк кушает своего хозяина (носителя) изнутри. Носитель теряет лишний вес. Если он озабочен своей фигурой, его это радует. Но вот он уже достаточно худ, а червяк продолжает свое дело. Носитель слишком худ, хочет набрать в весе, но у него не получится уже – он болен. И он проклинает свою неосмотрительность, неспособность понять, что он худел из-за паразита, поселившемся в нем. И уже поздно. И он вроде бы находит лекарство, узнает, какой образ жизни надо вести, чтобы вытравить гада. Но потом оказывается, что с этим гадом пока еще можно жить, и получать от жизни удовольствие. И он думает: зачем диеты, ограничения? я же привык к совсем иному образу жизни. Носитель смиряется с паразитом и возвращается к прежнему образу жизни.

  Так в общих словах выглядит проблема, представленная Стоговым в данной книге. Увы, автор – тот самый носитель, в то время как автору приличествовало бы быть доктором или хотя бы народным целителем. Пациент, описывающий свою болезнь, - это интересно. Но когда один пациент за другим только тем и занимаются, что описывают болезнь, должен же явиться доктор, который убедит их в том, что от наблюдений - дилетантских, надо сказать, - пора переходить к лечению.

  Доколе ждать доктора?

  Лимонов Э., «Подросток Савенко»

  Уже начинаю жалеть о времени, траченном на ряд книжек. Лучше бы, в самом деле, занялась классикой – все равно уже ничего не помню.

  Это вторая книга Лимонова, которую читаю. С первой ознакомилась месяца четыре назад; все, что из нее помню, - там было о семье Савенко, отец, мать, их молодость, раннее детство Савенко; офицеры (военные) лысые потому, что обязаны носить фуражки. Какая там идея и проч., в голове не сохранилось.

  Эту книжку, боюсь, забуду так же быстро. От мата тошно, а мата много, причем используется-то он, по большей части, по назначению, т.е. для описания физиологических особенностей и процессов. Учитывая, что книга так и называется – «Подросток…», неудивительно, что в центре именно та тема, что и занимает большую часть мыслей большей части подростков. Выпивка, попытка быть взрослыми и крутыми, романтическое отношение к уркам, но самое животрепещущее – проблема достижения половой зрелости, то бишь совокупление. Руководство для тинейджеров прямо. Впрочем, Лимонов, что уж там…

  Правдоподобно и натуралистично. Проблема мальчика из интеллигентной семьи (Эдди-бэби) в пролетарском и бандитском обществе (Салтовка и проч.).

  Робски О., «Про любoff/on»

  Сложно определиться со своим отношением к г-же Робски. «Про любоoff/on» и «Casual» отличаются, и если, прочитав «Casual», я утвердилась в своем отношении к бездарной писаке, то теперь как-то даже не знаю. Возможно, дело в том, что «Про любовь» - первая книга, тут еще какой-то задор есть.

  Разумеется, я совершенно точно откажу Робски в таланте. С другой стороны, она мне уже не кажется такой тёмной, необразованной, как по прочтении «Casual». Я уже даже начинаю думать, что банальность, бедность стиля «Casual» продиктованы тем, от чьего лица ведется повествование, и тогда надо признать, что Робски удалось раскрыть характер своего главного действующего лица. С другой стороны, понятно, что г-жа Робски все равно не в полной мере владеет художественным словом.

  В общем-то, книга… Обыкновенный романчик. Любовная коллизия, жизнь бизнесмена и политика с одной стороны, девушки из народа, мечтающей о прекрасном принце, - с другой. Субъективность автора в этом произведении бросается в глаза: в характере девушки Даши акцент делается на светлых ее сторонах, в характере депутата Влада выпячиваются негативные стороны (имеются в виду те части, где повествование ведется от первого лица – от лица Даши, потом от лица Влада).

  К слову, вторая часть романа очень напоминает бродящие в Интернете «Дневники Кота Плинтуса». По стилю и способности проникнуть в психологию непонятного тебе существа.

  Читаю такие книжки и, боюсь, деградирую. Но врага надо знать в лицо.

  Айтматов Ч., «Когда падают горы (Вечная невеста)»

  Откровенно говоря, «Плаха» впечатлила гораздо больше. Нет, темы все вечные и правильные: любовь, война (человека с человеком, с миром, с несправедливостью, с самим собой), самопожертвование. Плюс дикая природа, столь любимая автором. В самом начале меня подкупили барсом.

  Но в глаза бросается неравномерность повести, такое чувство, что к концу у Айтматова пропал запал или закончились идеи. Растянутое, размеренное начало, множество подробностей, мало действия, много рассуждений, экскурсов в прошлое. И что в итоге? Представим, что каждая нить повествования (или тема) – это гитарная струна. Условно говоря, шесть струн Айтматов закрепил на деке, стал тянуть их к грифу, но… Они оказались все коротки. Он их не дотянет. А потому гитара не зазвучит. Очень скомканная концовка, как в повести, так и в эпилоге – рассказе Арсена Саманчина. Для такого писателя такая книга не заслуга, а упражнение в красноречии.

А.Dепланьи, 1-18.VIII.2006