Осторожнее: скользко. Объявили вчера гололедицу.
Разъезжаются ноги. В осенних ботинках – зимой!..
Разве холодно? Что же тебе так не терпится
прошмыгнуть в переход? там не скользко и просто тепло?..
Видишь, как-то зима подошла незаметно и всунула
мне за шиворот снега, а я им кидаюсь в тебя,
улыбаюсь, смеешься. Веселые, юные, умные –
чем не пара? - как раз под финал декабря.
Разреши мне любить тебя вьюгой, трепать твои волосы,
обжигать тебя холодом, так, чтобы пот по спине...
Пусть весною с тобою совсем перестанем здороваться,
летом ты обо мне и не вспомнишь, и я (да, и я) – о тебе.
И по осени вместе с замшелыми мятыми листьями
будем души друг другу пинать. А потом запоем
мы дуэтом попсовые песни (мы вытянем, веришь ли, Витаса),
снова будем шагать по дороге к метро мы втроем.
Ты ко мне не придешь, но щека моя будет зардевшейся,
росчерк губ твоих быстрый стирать я не стану... зачем?
Посмотрю на тебя, и любви этой волчьей и бешеной
удивлюсь и прижмусь, как волчонок, к руке очень теплой твоей.
30.12.05
В начало страницы.
Ветру березовому
Она, прищурившись, смотрит в мои глаза,
Чуть повернувши голову, искоса, из-подо лба,
Грозит указательным пальцем, как сорванцу.
Я не выдерживаю и смеюсь.
Она, как котенкову шерсть, гладит мои волоса,
Сплетает мне косы, как будто бы есть из чего,
Целует мой лоб, закрывает ладонью глаза.
Я терпеливый, как неживой.
Она обнимает всех братьев моих, как мужей,
В загривке моем восстает по-ревнивому шерсть.
Она догадалась, когда я бываю горяч.
Я не выдержу и упаду в плач.
21.03.06
В начало страницы.
Как, меня обнимая порывами страсти...
От пошлятины временами хочется
суть сосудистую наружу розовым
выворачивать, чтобы, мелким крошевом
покармановым, удалить занозово
нарывающее из души.
В доме, планово без воды оставшемся,
грязь не смоется под брезгливо бьющейся
ледяной струей из канализации.
Предстоит теперь вволю мне намучиться
от пошлятиновой цепкой вши.
Не люблю бессилие перед этой пошлостью;
все, что ниже пояса, стало выше разума.
Я кричу: молчите вы, боги сквернословия!
пошлость штука страшная, ибо суть заразная
и смертельнейшая для ума!..
Я спрошу у вас, кто вам худшим мыслится:
кто, мне душу выпачкав, тем же вечером
написал стихи «На чем вера зиждится»,
и от грязи тем будто бы открещенный
откупился молитвою у божка;
или тот, кто сам показатель скромности,
уступает всем, знает все приличия, -
тем же самым вечером пишет колкости,
эпиграммово он небес величие
переводит в категорию пустяка?
Рефреном обоим: сжальтесь над душами!
свои уже сдали – нам оставьте девство!
Нет сил выносить эту пытку. А мужество
собрать надо, спрятать в малой горсти детства.
Сказать будет мало: вас не люблю таких!
Взрываете судно – тонет судно гирей,
а вам-то с товарищами-лизоблюдами
пустяк: вы плывете - дохлой рыбой всплыли.
Господа, прошу: выбирайте лучшего
или худшего - как удобней будет вам.
А кому от обоих стало удушливо
я зову с собой озаботиться будущим -
дать бой пошлости и пошлякам.
23/05/2006
В начало страницы.
Дверцу в детстве открыв...
Дверцу в детстве открыв по доверчивости незнакомцу,
мы пустили погреться не думая ч-человека.
Каждый сделал так. Мало кто выгнал его за порог.
Кто-то с ним побратался - поныне в конвульсиях бьется,
кто-то дал ему угол, назвав его «угол the black'a»,
не заходит туда, с причитаний чч-шных оглох.
Посторонний (когда бы он был самый близкий на свете),
ничего не поймет в отношениях внутренних этих
между ч-человеком и тем, кто его так нарёк.
Среди множества множества масок, разменянных в жизни,
давших корни, напротив, отринутых крайне брезгливо,
неразменной осталась, сдается мне, только лишь -
"ОН".
Таким образом, я, с помутившимся взглядом без смысла,
Также я, бьющий словом туда, где еще не зажило, -
это ОН. И зовут его Я (ОН другого лишен).
В лобовую столкнувшись с ним, твой человек пробудился,
успокоился Я, дав понять это мне, и закрылся
в кладовой, безгранично собою удовлетворен.
Объяснить, почему я болею до судорог горла?
Можно думать, что, грех совершив, я боюсь наказанья,
малодушный, бегу от возмездья (бессмысленный бег).
Я как будто обидел ребенка, по-взрослому подло,
а прощенья не вымолить - слов этих взрослых не зная,
он меня не поймет. И хохочет мой ч-человек.
Я пополнил стакан мирового зеленого змея,
причинив тебе боль. От вины разрешиться не смея,
говорю: Виноват. И себе оставляю свой грех.
Не зная дружбы истинную стоимость,
душевно хмурый, не верящий никому,
толкаю тех, кто дорог мне, жить в «Астории»,
сижу в квартире, близко к кафе "Му-му".
Каждому из нас - своя «Астория»,
Лубянский или какой-то другой проезд,
Каждому из нас - знакомых море и
одна веревка, нужная позарез.
Усталость ночи сняв «Jilett'ом» новым и
обрызгав кровью нечаянно зеркала,
спокойно вышел. Что жалеть мне голову,
коль пуля ищет выхода из ствола?
26-27.05.06
В начало страницы.
Катастрофы случаются ежедневно
Я хотел бы, пускай даже в крайне узких
из возможных кругов, называться самым
позитивным поэтом (хотя б из русских).
Это искренне, а не для саморекламы.
Только в мире случаются ежедневно
катастрофы, и это меня изводит.
Если б я каждый раз головой о стену
разбивался, когда это происходит,
я давно бы умер, а если б плакал,
то давно огомерился бы по зренью,
и не смог бы, немощный, слишком слабый
любоваться небом. И вот с рожденья
отучал себя я от слез и стонов,
так, на всякий случай, чтоб не ослепнуть.
Этот мир из башен и телефонов,
где поля отвыкли щедриться хлебом, -
он прекрасен, но кажется он ничтожным
если кадр из космоса (вид на Землю)
вспомнить. Я не летал на ракете, что же,
не могу по фото узнать Вселенной?
Он так мал, в нем случаются катастрофы...
И поэтому я подхожу к любимой,
говорю, предлагая ей чашку кофе:
«Я влюблен в твой профиль, такой красивый».
И не в том причина, что будет поздно
говорить потом эти комплименты,
я уверен, что роза и завтра розой
называться будет, и что комета
пролетит пусть рядом, но не заденет
эту Землю... Только какой же даты
ждать мне надо? Месяц, неделю, день и
час мне небо, звезды определят ли?
Я хочу сегодня сказать ей в сотый,
или в двести первый, слова, что рвутся.
В этот миг, однако, возможно, кто-то
наклонился, чтобы переобуться,
и уже никогда не поднимет руку,
чтоб за грудь схватиться, – уже схватился,
не найдя привычного сердца стука,
не заметил даже испуга в лицах.
Ну а я целую любимой щеку,
и в молчанье глажу ее запястья.
Кто-то за секунду стал одиноким,
кто-то, может, уже задохнулся в счастье.
У меня есть мама, она б хотела,
чтоб я был другой, и однажды даже
я ее расстрою (известно дело),
и она раздаст все мои рубашки,
и она забудет и имя сына,
и его привычки, и недостатки.
Потому пока дорогие вина
принесу домой, две-три шоколадки,
орхидеи, розы, скажу: «Спасибо,
Мама! Папа!» Лиц не увижу хмурых,
только удивленье (от слова «диво»).
И они довольны, и я люблю их.
И пока мы счастливы так, семейно,
кто-то, может, комнатой ниже, справа,
подавился льдинкой (стакан портвейна)
и зовет на помощь... слабее... слабо.
И спустя какое-то (пропуск) время,
На пути к родителям или к милой,
буду малость пьян и слегка рассеян...
И покамест в сердце приливотливы
будут все спокойней, неторопливей,
я хочу, чтоб кто-то шептал, что любит,
из гитары цедил бы мажор-мотивы,
а другой – ладонью стучал бы в бубен,
я хочу, чтоб кто-то сказал «спасибо»,
чтоб шутили громко и танцевали,
был чтоб каждый восторженным и счастливым!..
Чтобы я наконец сумел заплакать,
оттого что в мире, в моей Вселенной,
катастрофы случаются ежедневно.
08/06/2006
В начало страницы.