Звезды Посмотри на звезды: чистое сиянье Льют они на землю из лазурной дали. Что пред ними наши страсти и страданья, - Мелкие утраты, детские печали? Все пойдет бесследно, минет скоротечно, - Только звезды людям не изменят вечно. Если грусть на сердце, если жизнь постыла, Если ум тревожат дум тяжелых муки, - Ты вглядись поглубже в вечные светила, И утихнет горе и тоска разлуки. Все пойдет бесследно, минет скоротечно, - Только звезд сиянье не погаснет вечно. 9 декабря 1889 *** Месяц серебряный смотрится в волны морские, Отблеск сиянья ложится на них полосою, Светлый далеко раскинулся путь перед нами, - К счастью ведет он, к блаженному счастью земному. Милый, наш челн на него мы направим смелее! Что нам тревожиться страхом напрасным заране? Видишь, как я и тверда, и спокойна душою, Веря, что скоро достигнем мы берег желанный. Тьма ли наступит в безлунные летние ночи, - Что мне грустить, - если будут гореть мне во мраке Чудных очей твоих огненно-черные звезды, Если любовью, как солнцем, наш путь озарится? Станет ли ветер вздымать непокорные волны, - Что мне до бури, до рифов, до камней подводных, - Если с тобою всегда умереть я готова, Если с тобою и гибель была бы блаженством! 11 января 1892 Астра В день ненастный астра полевая К небесам свой венчик подняла И молила, солнце призывая, В страстной жажде света и тепла: «О владыка дня, Оживи меня! – Я твоим сиянием жила…» И природы вечное светило, Вняв мольбам продрогших лепестком, Вновь улыбкой землю озарило, Сбросив тучи мертвенный покров… Тьмы и хлада нет, - Ярко блещет свет Сквозь завесу влажных облаков. Но головку солнцу подставляя, Под его губительным огнём, Стала блекнуть астра полевая, Все твердя в безумии своём: «О, еще, молю! Я твой свет люблю, Жизнь моя и упоенье в нем!..» И когда спустилась мгла ночная И закрыли небо облака, Облетели, землю усыпая, Лепестки увядшего цветка… Если счастья час Убивает нас, - Эта смерть блаженна и легка! 1892 *** Что ищем мы в бальном сиянии, Цветы и алмазы надев, Кружася в чаду ликования Под нежащий вальса напев? В чарующем сне упоения, Под говор, веселье и смех, - Забвения, только забвения Мы ищем средь шумных утех! Что ищем мы в жарком лобзании, В блаженстве и муках любви, Когда безрассудство желания Огонь зажигает в крови? Отбросить тоску, и сомнения, И смерти мучительный страх, - Забвения, только забвения Мы ищем на милых устах! Пусть манят нас грезы чудесные В Волшебный неведомый край, Восторги суля неизвестные, Сулят нам потерянный рай, И сладостный миг вдохновения Нам шепчут пленительный стих, - Забвения, только забвения Мы ищем в мечтаньях своих!.. 6 января 1893 Окованные крылья Была пора, когда могла Я жить, паря в лазурной дали, Когда могучих два крыла Меня с земли приподымали. Но вот я встретила тебя… Любви неодолима сила! – И крылья я свои сложила, Чтоб жить, страдая и любя… С тех пор напрасно к светлой дали Стремить души своей полет, - Мне крылья легкие сковали Любовь и гнет земных забот. Но жизнь мою связав с твоею, Я не могу роптать, о нет! Пока мне счастья блещет свет – О небесах я не жалею. Когда же страсть в твоей груди Сменится холодом бессилья, - Тогда, молю, освободи Мои окованные крылья! 27 июня 1893 Во сне Мне снилося, что яблони цвели, Что были мы детьми и, радуясь, как дети, Сбирали их цветы опавшие – с земли, Что было так светло, так весело на свете. Мне снилося, что яблони цвели… «Смотри наверх, - сказала я, - скорей. Тем бело-розовый бутон раскрылся новый, Сорви его, достань!» - По прихоти моей Ты влез на дерево, но, спрыгнуть вниз готовый, Упал на груду сучьей и камней. И умер ты… Но грустно было мне О том лишь, что одна осталась я на свете, Что не с кем мне играть, и по твоей вине… Не правда ли, как злы порой бывают дети И как на них похожи мы… во сне? Мне снился бал. Гремящий с дальних хор – Оркестр был так хорош, так сладки вальса звуки, Мой стройный кавалер так ловок и остер, Что упоеньем нам тесней сближало руки И влагою подернуло наш взор. Мне нравился весь этот блеск и ложь; В чаду восторга я смеялась и плясала, Нарядна, как цветок, как бабочка… И что ж? Вдруг весть ужасную приносят мне средь бала, Что болен ты, что ты меня зовешь! И велика была печаль моя, Но сердцем я, мой друг, не о тебе скорбела, - Я плакала, в душе тоску и гнев тая, Что вальс из-за тебя я кончить не успела, Что рано бал должна оставить я! О эти сны!.. Ведь это только – сны? Зачем же все растет в груди моей тревога И мысли торжеством мучительным полны? За то, что я тебя – люблю, люблю так много, Моя любовь и грусть отомщены?! 15 сентября 1893 К солнцу! Солнца!.. дайте мне солнца!.. Я к свету хочу!.. Я во мраке своем погибаю!.. Я была бы так рада живому лучу, Благодатному, теплому краю! Я хочу, чтоб вокруг меня розы цвели, Чтоб зубчатые горы синели вдали… Я о солнце грущу и страдаю! Есть загадочный край, полный вечных чудес, Там лиан перекинулись своды, Неприступные скалы и девственный лес Отражает прозрачные воды… Среди пальм там хрустальные блещут дворцы, В белых мантиях сходят седые жрецы В подземельные тайные ходы… Там, как музыка, слышится шум тростника И под солнцем роскошного края Распускается венчик гиганта-цветка, Всею радугой красок играя. И над лотосом чистым священной реки Вьются роем живые цветы-мотыльки, И сияет луна огневая… Солнца!.. Дайте мне солнца!.. Во мраке своем Истомилась душа молодая. Рвется к свету и грезит несбыточным сном, Все о солнце грустя и страдая… Крылья!.. дайте мне крылья! Я к свету хочу! Я на крыльях воздушных моих улечу К солнцу, к солнцу волшебного края! 24 ноября 1893 *** Из царства пурпура и злата Случайным гостем залетев, Блеснул последний луч заката Среди серебряных дерев. И вот, под лаской запоздалой, Как мановеньем волшебства, Затрепетала искрой алой Оледенелая листва. И встрепенулся лес суровый, Стряхнул с ветвей могильный сон, - О ожил он в надежде новой, Багряным светом озарен. Аккордом звуков серебристых Несется фей лукавый зов… Клубится рой видений чистых Вокруг сверкающих стволов… Но гаснет луч в борьбе бесплодной, Еще мгновенья – и сменяет Метель и мрак зимы холодной Природы призрачный наряд. 30 ноября 1893 Сонет V В святилище богов пробравшийся как тать Пытливый юноша осмелился поднять Таинственный покров карающей богини. Взглянул – и мертвый пал к подножию святыни. Счастливым умер он: он видел вечный свет, Бессмертного чела небесное сиянье, Он истину познал в блаженном созерцанье И разум, и душа нашли прямой ответ. Не смерть страшна, – о нет! Мучительней сознанье, Что бродим мы во тьме, что скрыто пониманье Глубоких тайн, чем мир и чуден и велик, Что не выносим мы богини чудной вида, Коль жизнь моя нужна – бери ее, Изида, Но допусти узреть божественный твой лик. 1891 Гимн Афродите Веет прохладою ночь благовонная, И над прозрачной водой – Ты, златокудрая, ты, златотронная, Яркою блещешь звездой. Что же, Киприда, скажи, светлоокая, Долго ль по воле твоей Будет терзать эта мука жестокая Страстные души людей? Там, на Олимпе, в чертогах сияющих, В дивном жилище богов, Слышишь ли ты эти вздохи страдающих, Эти молитвы без слов? Слышишь, как трепетно неугомонное Бьется в усталой груди? Ты, златокудрая, ты, златотронная, Сердце мое пощади! 1889 Сафо Темноокая, дивная, сладостно-стройная, Вдохновений и песен бессмертных полна, - На утесе стояла она… Золотилася зыбь беспокойная, На волну набегала волна. Ветерок легкокрылый, порой налетающий, Край одежды широкий ее колыхал… Разбивался у ног ее вал… И луч Феба, вдали догорающий, Ее взглядом прощальным ласкал. Небеса так приветно над нею раскинулись, В глубине голубой безмятежно-светло… Что ж ее опечалить могло? Отчего брови пасмурно сдвинулись И прекрасное мрачно чело? Истерзала ей душу измена коварная, Ей, любимице муз и веселых харит… Семиструнная лира молчит… И Лесбоса звезда лучезарная В даль туманную грустно глядит. Все глядит она молча, с надеждой сердечною, С упованьем в измученной страстью груди – Не видать ли знакомой ладьи… Но лишь волны чредой бесконечною Безучастно бегут впереди. 3 декабря 1889 Она и он (триолеты) 1 Сулит блаженство, но не счастье, Влюбленный взор твоих очей. В нем нет любви, в нем нет участья, - Ты дашь блаженство, но не счастье, Лобзаний жадных сладострастье Во тьме удушливых ночей. Сулит блаженство но не счастье, Ревнивый взор твоих очей. 2 лови крылатые мгновенья, они блеснут и отзвучат. Не для любви, для вдохновенья – Лови крылатые мгновенья; Мы ищем бездну для забвенья, Нам для восторгов нужен ад. Лови крылатые мгновенья, Они блеснут и отзвучат! 1896

Двойная любовь Приблизь твое лицо, склонись ко мне на грудь, Я жажду утонуть в твоем прозрачном взоре, В твои глаза хочу я заглянуть, Зеленовато-синие, как море. В их влажной глубине, как в бездне водяной, Два призрака мои притягивают взгляды. В твоих глазах двоится образ мой, В них две меня смеются, как наяды. Но в глубь души твоей вглядеться страшно мне, И странное меня томит предубежденье: Не тожественных скрыто там на дне, А два взаимно-чуждых отраженья. Мой сад Юный мой сад и цветущ и богат, Розы струят в нем живой аромат, Яркие – будто раскрытые жадно уста, Матово-бледные – девственных плеч красота, Чуть розоватые – щек заалевшихся цвет, Есть и другие – которым сравнения нет. Нет им сравненья, но дышат они и цветут, В зное томятся – и бури, как счастия, ждут. ……………………………………………… Вихри, сомните махровые венчики роз, Бури, несите им громы сверкающих гроз! Жгите их, молнии, чистым небесным огнем, Пусть отцветают весенним ликующим днем. В полном расцвете, без жалких утрат Пусть умирает и гибнет мой сад! *** Ляг, усни. Забудь о счастии. Кто безмолвен – тот забыт. День уходит без участия, Ночь забвеньем подарит. Под окном в ночном молчании Ходит сторож, не стуча. Жизнь угаснет в ожидании, Договорит твоя свеча. Верь, не дремлет Провидение, Крепко спят твои враги. За окном, как символ бдения, Слышны тихие шаги. Да в груди твоей измученной Не смолкает мерный стук, Долей тесною наученный, Сжатый холодом разлук. Это – сердце неустанное Трепет жизни сторожит. Спи, дитя мое желанное, Кто безмолвен – тот забыт. В наши дни Что за нравы, что за время! Все лениво тащат бремя, Не мечтая об ином. Скучно в их собраньях сонных, В их забавах обыденных, В их веселье напускном. Мы, застыв в желаньях скромных, Ищем красок полутемных, Ненавидя мрак и свет. Нас не манит призрак счастья, Торжества и самовластья, В наших снах видений нет. Все исчезло без возврата. Где сиявшие когда-то В ореоле золотом? Те, что шли к заветной цели, Что на пытке не бледнели, Не стонали под кнутом? Где не знавшие печалей, В диком блеске вакханалий Прожигавшие года? Где вы, люди? – Мимо, мимо! Все ушло невозвратимо, Все угасло без следа. И на радость лицемерам Жизнь ползет в тумане сером, Безответна и глуха. Вера спит. Молчит наука. И царит над нами скука, Мать порока и греха. Энис-эль-Джеллис В узорчатой башне ютится гарем Владыки восточной страны, Где пленницы жили, не зная зачем, Томились и ждали весны. Уж солнце склонялось к жемчужной волне, Повеяло ветром и сном. Неведомый рыцарь на белом коне Подъехал – и стал под окном. Он видел, как птицы, коснувшись окна, Кружились и прядали вниз. Он видел – в гареме всех краше одна, Рабыня Энис-эль-Джеллис. Уста молодые аллели у ней, Как розы полуденных стран. Воздушней казался вечерних теней Ее обольстительный стан. На солнце пушистые косы вились, Как два золотые ручья. И рыцарь воскликнул: «Энис-эль-Джеллис! Ты будешь моя – иль ничья». И солнце в ночные чертоги свои По красным сошло облакам. Да славится имя бессмертных в любви, - Оно передастся векам. Разрушена башня. На темной скале Безмолвный стоит кипарис. Убитая, дремлет в холодной земле Рабыня Энис-эль-Джеллис. *** Жизнь есть – раннее вставание, Умыванье, одевание, Туалета долгий сбор И с кухаркой праздный спор. Неизбежность чаепития, Неприятностей открытия, Из окна тоскливый вид, Старой тетушки визит. Жизнь есть скука ожидания, Кашель, насморк и чихания, Ряд вопросов и ответ – Там-де лучше, где нас нет. На смерть Грандье Он был герой. Он был из тех – Отмеченных, для вечности рожденных, Чья жизнь, в исканье призрачных утех, Стремясь к добру, впадала в мрак и грех Ошибок тяжких, смертью искупленных. Он к цели шел – бесстрашен и упрям. Когда ж костер – избранником награда – Вздымил над ним свой скорбный фимиам, Послышалось из пламенного ада: «О Боже мой, прости моим врагам!» И мы страдать умеем до конца. И мы пройдем чрез пытки и мученья С невозмутимой ясностью лица, Когда для нас тернового венца Откроется бессмертное значенье; Добро и зло – равно доступны нам; И в нас есть Бог, есть истина благая, Святой любви несокрушимый храм… Но кто из нас воскликнет, погибая: О Боже мой, прости моим врагам! *** Я люблю тебя ярче закатного неба огней, Чище хлопьев тумана и слов сокровенных нежней, Ослепительней стрел, прорезающих тучи во мгле; Я люблю тебя больше – чем можно любить на земле. Как росинка, что светлый в себе отражает эфир, Я объемлю все небо – любви беспредельной, как мир, Той любви, что жемчужиной скрытой сияет на дне; Я люблю тебя глубже, чем любят в предутреннем сне. Солнцем жизни моей мне любовь засветила твоя. Ты – мой день. Ты – мой сон. Ты – забвенье от мук бытия. Ты – кого я люблю и кому повинуюсь, любя. Ты – любовью возвысивший сердце мое до себя! *** Во тьме кружится шар земной, Залитый кровью и слезами, Повитый смертной пеленой И неразгаданными снами. Мы долго шли сквозь вихрь и зной, И загрубели наши лица. Но лег за нами мрак ночной, Пред нами – вспыхнула Денница. Чем ближе к утру – тем ясней; Тем дальше сумрачные дали. – О сонмы плачущих теней Нечеловеческой печали! Да в вечность ввергнется тоска Пред солнцем правды всемогущей. За нами – Средние века. Пред нами – свет зари грядущей! В пустыне В багряных лучах заходящего дня, Под небом пустыни – мы были вдвоем. Король мой уснул на груди у меня. Уснул он на сердце моем. Лепечет источник: «Приди, подойди! Водою живою тебя напою», - «Король мой уснул у меня на груди. – Он вверил мне душу свою». Смоковница шепчет, вершину склоняя: «Вот плод мой душистый. Возьми и сорви». – «Король мой уснул на груди у меня, - Он дремлет под сенью любви». Спешат караваны: «Беги, уходи! Несется сумам!.. Ты погибнешь в песках». – «Король мой уснул у меня на груди, - Поверю ли в гибель и страх?» Исчезли миражи, распались, как дым, Вечернее небо горит впереди. Король мой! Ты нежно, ты свято храним. Ты дремлешь на верной груди. Среди лилий и роз Я искала его среди лилий и роз, Я искала его среди лилий… И донесся из мира видений и грез Тихий шелест таинственных крылий… И слетел он ко мне, - он в одежде своей Из тумана и мглы непросветной, Лишь венец серебристый из лунных лучей Освещал его образ приветный… Чуть касаясь стопами полночных цветов, Мы летели под сумраком ночи; Развевался за ним его темный покров, И мерцали глубокие очи… Мы скользили над зыбкой морскою волной, Обнимаясь четой беззаботной, - Отражался в воде его лик неземной, Отражался в ней образ бесплотный. Выше, выше к созвездьям далеких светил Мы неслись над сияющей бездной. Он о вечном блаженстве со мной говорил, Говорил мне о жизни надзвездной. Но лишь первой улыбкой зари золотой Занялись снеговые вершины – Мы спустились на землю влюбленной четой Над обрывом бездонной пучины. И где бурные волны, дробясь об утес, Бьются с ревом бесплодных усилий, - Он пропал, он исчез… легкий ветер унес Тихий шум его реющих крылий… И безумной слыву я с тех пор оттого, Что незримого друга люблю я, Что мне с ветром доносится голос его, Дуновенье его поцелуя… Пусть непонятой буду я в мире земном, Я готова страдать терпеливо, Если рай нахожу я в безумье своем, Если бредом свои я счастлива! Ах, не плачьте!.. Не надо мне вздохов и слез… Вы тоскуя, как я, - не любили!.. Схороните меня среди лилий и роз, Схороните меня среди лилий… Он склонится, развеет таинственный сон Среди лилий и роз погребенной, И воскресну тогда я бесплотной, как он, И сольюсь с ним душой окрыленной! 4 марта 1893 В час полуденный И был искушен Адам в час полуденный, когда уходят ангелы поклоняться перед престолом Божиим. Из Апокалипсиса Моисея Бойтесь, бойтесь в час полуденный выйти на дорогу, В этот час уходят ангелы поклоняться Богу. Духи злые, нелюдимые, по земле блуждая, Отвращают очи праведных от преддверья рая. У окна одна сидела я, голову понуря, С неба тяжким зноем парило. Приближалась буря, В красной дымке солнце плавало огненной луною. Он – нежданный, он – негаданный, тихо встал за мною. Он шепнул мне: «Полдень близится, выйдем на дороге, В этот час уходят ангелы поклоняться Богу. В этот час мы, духи вольные, по земле блуждаем, Потешаемся над истиной и над светлым раем. Полосой ложится серою скучная дорога, Но по ней чудес несказанных покажу я много». И повел меня неведомый по дороге в поле. Я пошла за ним, покорная сатанинской воле. Заклубилась пыль, что облако, по большой дороге. Тяжело людей окованных бьют о землю ноги. Без конца змеится-тянется пленных вереница, Все угрюмые, все зверские, все тупые лица. Ждут их храма карфагенского мрачные чертоги, Ждут жрецы неумолимые, лютые как боги. Пляски жриц, их беснования, сладость их напева И колосса раскаленного пламенное чрево. «Хочешь быть, - шепнул неведомый, - жрицею Ваала, Славить идола гудением арфы и кимвала, Возжигать ему курения, смирну с киннамоном, Услаждаться теплой кровию и предсмертным стоном?» «Прочь, исчадья, прочь, хулители! – я сказала строго, - Предаюсь я милосердию всеблагого Бога». Вмиг исчезло наваждение. Только черной тучей Закружился вещих воронов легион летучий. Бойтесь, бойтесь в час полуденный выйти на дорогу, В этот час уходят ангелы поклоняться Богу, В этот час бесовским воинствам власть дана такая, Что трепещут души праведных у преддверья рая!